Нет в жизни ничего не моего...

Олеся. Александра.

Вступительное слово. Я свое сердце не выбирала. Оно мне досталось от Бога.

Сердцу не прикажешь. Так говорил русский народ всегда и всюду. Я свое сердце не выбирала. Оно мне досталось от Бога. В сердце живет душа, а душа требует отдушины, любви. Любовь — великая сила. Она заставляет плакать, бросаться на помощь, ухаживать за мужем-инвалидом, спасать тонущего ребенка. И все это любовь.

Любовь мужчины и женщины заложена в природе. Бог создал Адама и Еву. Сначала Адама. И мужчина появился первым. Значит, он с самого начала считается главой. Это ясно.

Любовь к учителю выражается в преданности и служении ему как ученика. Учитель живет ради тебя. И ты начни жить ради кого-то. Учитель — прообраз Христа. Он учит добродетели через то дело, которое вручил ему Бог.

Любовь к поэту выражается в проповедничестве. Как можно больше людей мне хочется познакомить с творчеством Высоцкого. Это стихи гения — ни больше ни меньше. Бог забрал его слишком быстро. Видимо, не выдержал, глядя на муки великого поэта.

Любовь к Богу выражается в любви к духовному отцу. Ты можешь искать его, приглядываться, но все это не к месту. Придет время, и Бог сам приведет тебя к нужному священнику.

Любовь к детям выражается в заботе и ответственности. Какой бы ребенок ни был, он должен играть. Это природой заложено в детках.

Любовь к животным выражается в самоотречении. Ты должен любить, кормить, лечить этих маленьких бродяг. Опять же Господь не зря нам дает эту возможность что-то сделать для кого-то.

Любовь к Родине выражается в прославлении своих поэтов, ученых, военных, священников, переводчиков, милиционеров, арестантов и всякого, всякого, кто родился на русской земле.

Любовь к себе выражается в отречении от греха. Ты образ Божий, и тебе не пристало портить себя и уродовать. Пиши стихи, музыку, рисуй картины, а если не дано тебе это от Бога, читай, ходи в театры, музеи. Береги свою душу и взращивай ее для будущей жизни. Для вечной жизни.

Мою маму звали Любовь. Имя ее передалось мне по наследству. Я рада, что познала это великое чувство во всех его проявлениях. Кто любит, тот свободен. Будьте свободными, любимые мои читатели.

Святитель Николай
Николай Угодник
Целый день сегодня со мной.
Для кого-то он чудотворец.
Молится ему черноморец,
Молится вдова, ребенок,
Котенок больной,
Большой и маленький человек
Просят у него заступления
На секунду, на мгновение.
И так из века в век
До скончания, до воскресения
Каждое мгновение.
Чудо из чудес: Христос воскрес!

В. И. Зыкову
Незаменимых людей нет? Бред!
Незаменимые есть, их не счесть.
Виктор Иванович один из них.
Затих. Жил, шумел. Умер, успокоился.
Где-то он покоится. Душа витает,
Не знает, бедная, куда пристроиться.
Святая Троица, прими моего отца.
Можно без венца. До конца.

***
Кому театр, кому медицина.
Золотая середина где?
В череде профессий
Место для Олеси где?
Лет десять на одном месте.
Если взвесить дела, польза мала,
Хотя все относительно.
Мне не обременительно.
Силы есть, дело есть,
Перспективы не счесть.
Только бы не умереть
Завтра за завтраком.
«Похороните меня за плинтусом» —
Книга, которую я так и не прочитала.
Может, устала? Я грешная.
Каждый день грешить. Трудно жить.
Постараться трудиться,
Постараться молиться.
А главное, не спиться мне в моей стране,
Которую я не выбирала,
Как и родителей, которых не знала
И не помню. Чего мне еще сказать?
Нечего. Закрываю тетрадь.
Наплевать. Хочется всех послать
(А себя в первую очередь)
К черту на кулички.
Чертыхаюсь по привычке.
Дайте спички. Сожгу все переулки
И проспекты, где хоть раз
Ступала нога сатаны.
Прочь из моей Страны!

Дяде Саше
Нищие, избранные Богом!
Отдаю немного тому, другому.
Дойду до дому. 3a шагом шаг.
Тот голоден и наг,
Этот болен и пьян.
У каждого свой изъян.
Прежде чем сосчитать,
Сколько отдать,
Вспоминаю, сколько раз меня
Накормили, обули, одели
За все эти годы, дни, недели.
Неужели так трудно
Делиться сиюминутно?
Тем более что
Господь дает мне в день
Столько денег,
Что хватит десять раз
На самое необходимое.
Значит, десятину оставлю себе,
Остальное отдам неимущим.
Меня услышат имеющие уши,
Глухонемых это не касается —
У них в жизни все читается.
Новый Завет — на все ответ.
Читающий да разумеет.

В. И. Зыкову
Отец-творец, отец-учитель,
Отец-мучитель, наконец.
А сколько любящих сердец
Оставил в память о себе!
Назло судьбе.

***
Стакан в одной руке, в другой окурок.
Перекреститься нечем.
Солнце целится в затылок,
Подгоняет, торопит.
Я себе не запретила,
Да дорога не лежит.
А душа спасенья просит,
Но до храма не дойти:
То назад, то влево сносит,
Снова нам не по пути.
Застилает суетное,
Не простить и не понять.
Перепачканной рукою
Мне трех пальцев не поднять.

***
Я могу пострадать
За свое творчество.
Не могу сказать,
Что мне этого хочется,
Но уж если на крестах
Не распинают,
Как же люди среди нас
Страдают? Очень просто.
Страдают от жадности,
От унылости тоже страдают,
Умирают, конечно, от старости,
Ну и, в общем-то, жизнь забирают.
Не убий — это нам заповедано,
Но Отечество продано, предано.
Мы по кускам и тут, и там
Планету превращаем в хлам.
Я как поэт последних лет
За всё, за всё держу ответ.
Нет в жизни ничего не моего.

Исповедь
Душа кривая — я живая.
Душа прямая — я мертва.
Когда я согрешу, не знаю,
И это всё слова, слова.
Слова на исповеди льются,
Отцу Георгию коснуться
Лишь стоит головы моей.
Епитрахиль, меня согрей.
И слезы льются у креста,
И вновь душа моя чиста.

Инфаркт
Покачнулось небо сине,
Дрогнуло житье-бытье,
На обглоданной рябине
Распласталось воронье.
Пожелтело… налетело…
Вперебой пустилось в пляс,
И на кончик носа село,
И прилипло между глаз.
Стон стонал помимо воли,
Расширяя смысла фронт,
И не мене, и не боле
Распахнулся горизонт.

Перевалову
Я в блокадном Ленинграде не жила,
Я и в Питере была-то пару раз.
Там сейчас мои дети,
Один все разъезжает по планете —
Клоун мой любимый‚ Женька.
Он юродивый маленько.
Девятьсот дней жизни моей отдала бы сытой,
Чтоб не была убитой
Голодом какая-нибудь девочка,
Речка не замерзала.
Северная столица голодала,
Но выстояла. Разве этого мало?

***
Вот и солнышко запело,
Нас согрело.
Заскрипела дверь моя.
Сквозняка струя влетела,
Все смела,
И смело я ее схватила.
Сила-силушка моя,
Дай мне время,
Я на голову себе
Вскину бремя,
Понесу свою судьбу
На своем кривом горбу.
Только бы грабители
Мне в моей обители
Не мешали совесть мыть.
Не убить, не ныть, не жить —
Вот те пляска!
У меня в душе есть опаска.
Может, мне чего-то взять,
Что мне дали,
И хранить в себе,
Пока не забрали?

***
Человеку все время чего-то надо:
Чтоб любимый был по возможности рядом,
Чтобы ноги его не попали в стадо
И не зашагали стройным отрядом.
Чтоб стихи мои сыпались там, где им место,
Чтоб им было весело и уютно,
Я когда-нибудь выпрыгну как невеста
И кому-то женой стану ежеминутно.
Мне сказал человек, Ярослав ему имя,
Что чужие двое станут моими
Да еще троих я рожу сама.
Мне дорога нужна и моя сума.
Я пойду по земле по моей по битой,
Вы найдете меня где-нибудь убитой.
А своих пятерых детей
Я завещаю крестнице своей!

Надежда
Моя крестная дочь утомилась,
Прислонилась к спинке. Спит.
Со мной едет домой.
Едет домой из храма.
Радуйся, мама!
Мы научились креститься,
Кланяться, ставить свечи и
Чуть-чуть молиться.
Так уж и быть, откроем секрет:
Нам всего пять лет.

Моей крестнице
Ты моя осень ненаглядная,
Нарядная и не очень опрятная.
Шелестит твой маститый
Клоунский вид,
Он не спешит раздеться к зиме.
И не хочет плясать ради забавы
И славы не ищет, и свищет
Твоя макушка на ветерке.
И плюшка и игрушка
В детской руке не задержалась.
Там осталось что-то,
И дочка моя разбежалась
И взлетела на край березы,
И слезы ее покатились
По стволам.
Маленькие желтые слезы.
Она писала картину, сидя на ветке,
И грусть ее плыла на черной сетке,
И сетка застряла у вала,
И стало моей дочке
Мало места на том листочке.

Богородице
Двадцать первое число
Месяца девятого.
Мое грешное чело
Миром не запятнано.
Я не в церкви стою,
Я не в хоре пою,
Я не праздную.
А православный народ
Ей акафисты поет —
Богородице.
И, как водится, Русь
Величается,
Покрывалом Ее
Согревается.

На службе в храме
Три буквы — бес, три буквы — Бог,
Какое совпаденье, Боже!
Я вновь черкаю пару строк —
Поэт без этого не может.
Наверное, я не права,
Что не в молитвенном сознаньи,
Мне участь жить в переписаньи
Всего живого естества.
Я выплюнула на тетрадь
Все то, что мне стоять мешало,
Теперь немного полегчало,
Встаю и вновь иду стоять.

***
Не надо ничего писать,
Когда в душе сплошные муки.
Весь мир идет меня спасать,
Он хочет взять меня на руки.
Меня качают на руках,
И мне спокойно и уютно.
И жизнь проходит поминутно,
И руки высыпают прах.

Этикет на сто лет
На сцене надо жить.
Играть можно в карты,
В прятки, играть с ребенком.
Когда мы лежим на диване,
Мы живем, едем в автобусе —
Живем, выходя на сцену,
Мы не умираем — мы живем.
А вот зритель, который заснул,
На мгновение умер.
Плохой актер —
Профессиональный убийца.

***
Главное начать,
А уж закончить просто.
Отдам себя в печать,
Мне нужно все сказать,
Пока не у погоста.
Мне речи не нужны,
Я слог люблю повыше,
Я, как труба на крыше,
Не вижу той стены.
Стена к стене, война к войне,
И вдов в стране немало,
Но я вдовой не стала,
Я не была женой
И той войной не умирала.
Мне Бог отмерил эту жизнь —
Послевоенную далеко,
И мне бывает одиноко
Без той блокады, без канонады.
Я тут живу, но сердце грешно
Туда все рвется — в прошлый мир.
Земля ископана до дыр,
И я в дыре одной застряла.
Мне этой жизни сытой мало.
Я никогда не воевала,
Но по войне всегда скучала.
Я не хочу ее вернуть,
Но я хочу теперь понять,
Зачем нас было убивать.

***
Зачем мне быть в толпе большой?
Я мир святой несу домой.
Мне дома проще и прощать,
И спать, и заправлять кровать.
Мой мир вокруг меня сидит,
Он мне дает настолько много,
Что я и чопорно, и строго сижу,
А он за мной следит.
Следит за тем, чтоб я от Бога
Не отвернулась и спаслась.
Я жизнь свою хочу простить,
За то, что я седою стала.
Я в жизни столько раз прощала,
Что хватит десять раз прожить.
Мой ангел стал меня хранить,
В тот час, когда я крест надела,
И Херувимская взлетела,
И я опять помолодела.

***
Земля тряслась четыре года,
В тайге стояла непогода.
Дождь лил, сметая все земное,
И звери вспомнили о Ное.

Моей Фанюшке
Цепочка порвалась, где надо,
Собака кинулась бежать,
Она хотела жизнь спасать
Военного отряда.
Ей рады тропка и река,
Она для них наверняка
Знакомая овчарка.
Ей жарко, но она бежит,
Следит, чтоб не напали мины.
Тогда не больше половины
В земле сухой уже лежит.
Она бежит еще быстрее,
Ногами скачет к батарее,
Ушами подмечает звуки
И командиру лижет руки.
Она бежала целый век,
Потом остановилась.
В земле лежал тот человек,
К кому она стремилась.

***
Мне Бродского не переписать,
Высоцкого не перепеть.
Остается в тетрадь
Свои бредни прилеплять.
Бедная тетрадка трещит по швам,
Может, ей больно и довольно?
Нет, буду писать много
Назло вам.
Мой век —
Измельчание рек.
Мой год —
Слабый народ.
Мой день —
Пошлость и лень.
Мой час —
Иконостас.
Моя минута —
Душа стиснута.
Моя секунда —
Ерунда.
Не успею.
Скорее, скорее, скорее…
Убили, гады! Меня.
Простите, ангелы.
Возьмите мою душу:
Сама я уже не в силах.
Всё.
Стоп.